Журнал New Yorker рассказал о выставке Хаима Сутина

Важно Зарубежье
Портрет Хаима Сутина работы Амедео Модильяни. Фото: nga.gov

Маленькая, сильная и своевременная ретроспектива работ Хаима Сутина под названием «Плоть» в Еврейском музее, которую курирует Стивен Браун, по-настоящему хороша, пишет автор New Yorker Питер Скьелдал.

Правда, выставке больше подошло бы имя «Мясо». Ведь составляют ее картины со свирепым сюжетом – ощипанной дичью и кровавыми тушами животных, которые великий и недооцененный мастер написал в середине 1920-х в Париже.

Другие значения слова «мясо» [В английском языке. – Прим. belmir.by], как, например, «главные доводы в споре» или «суть, сущность», также хорошо здесь подходят.

Центральное полотно экспозиции – «Говяжья туша» (ок. 1925), взятое «напрокат» в художественной галерее Олбрайт-Нокс в Буффало, соответствует всем этим смыслам.

Написанное в красных и синих тонах, такое же яркое, как готический витраж, оно перекликается с шедевром 16 столетия «Убитый бык» Рембрандта, который Сутин часто и внимательно рассматривал в Лувре.

Оно насыщено импровизациями формы (одна легкая белая линия спасает большую область синего от несвязанности) и необузданными чувствами.

Сутин долгое время был маргинальной фигурой в истории современного искусства. Клемент Гринберг в 1951-м назвал его работы «экзотическими» и «пустыми» из-за недостатка «спокойного единства» и «декоративной упорядоченности».

Но сегодня этот художник пришелся как нельзя более ко двору, среди вполне «спокойного» и «декоративного» искусства последнего времени.

Сутин, родившийся в 1893-м в штетле в литовской части России (сейчас Беларусь), десятый из одиннадцати детей в семье штопальщиков, был «белой вороной» всю свою жизнь.

Ранняя страсть к живописи приводила в ужас его отца и как минимум двух из его братьев, которые побили Хаима за его «мирскую ересь».

В 1909-м благодаря деньгам, которыми его снабдила мама, Сутин отправился в художественную школу, в которой он проучился короткое время в Минске, а затем три года в Вильнюсе.

«Говяжья туша» и «Висящий индюк». Фото: ARS New York

Там он существовал на скромные средства, которые выделял ему местный доктор. А в 1913-м, в возрасте 20 лет, эмигрировал с товарищем в Париж и поселился в ветхом здании, полном обшарпаных студий, на Монпарнасе.

Год спустя он встретил Амедео Модильяни, который стал его близким другом и смерть которого в 1920-м от туберкулезного менингита, отягченного выпивкой, привило ему отвращение к алкоголю.

Но в остальном Хаим был образцовым представителем богемы, грубоватым и беспокойным, и в тоже время – по крайней мере, на фотографиях – трогательно неухоженным.

Он был завсегдатаем Лувра и писал натюрморты в смешанном стиле, навеянном Сезанном и, несмотря на то, что всегда это почему-то яростно отрицал, Ван Гогом.

Две вилки на блюде с тремя селедками на его работе 1916-го наводят на мысль о скудном разделенном обеде. Сутин был известен в своем кругу тем, что не ел, дабы иметь возможность купить средства для создания картин, а позже тем, что постился перед рисованием мяса, используя голод для обострения восприятия.

Среди других странностей Хаима была нелюбовь к чистому полотну. Он предпочитал работать поверх старых картин, которые задешево покупал на блошиных рынках и у антикваров.

В 1918-м, под угрозой вторжения немцев в Париж, художник переехал в город Сере рядом с испанской границей и большую часть трех следующих лет провел путешествуя по югу Франции.

Сутин рисовал ландшафты, вихреобразные до бесформенности: торнадо красок, которые нравятся каждому художнику, с которым я когда-либо о них разговаривал.

Его портреты с невероятными контурами случайных людей – друзей, посыльного в отеле, невесты, кондитера – это написанные с сочувствием карикатуры, которые, как кажется, одновременно и высмеивают, и лелеют незадачливый человеческий род.

Гений Сутина достиг своего пика в его «мясных» картинах, сделанных после возвращения в Париж в 1921-м. Он покупал модели для них на скотобойнях и держал настолько долго, что из-за гнилостного запаха соседи вызвали полицию.

«Натюрморт со скатом». Фото: ARS New York

Он уверял, что это нужно для искусства, и – хвала французам! – добился компромисса, пообещав ослабить запах формальдегидом. Правда, химикат делал цвет мяса более бледным, и Хаиму приходилось регулярно обдавать туши свежей кровью.

Художник работал наскоками, с экстатическими приливами, за которыми следовали отливы. Предпочитая не тратить время на очистку кистей, Сутин выбрасывал их, как только нужно было перейти на новый цвет. Пол в его студии был буквально усеян кистями.

В 1922-м главный американский коллекционер современной живописи Альберт Барнс посетил агента Сутина. На продажу было выставлено около 50 картин. Барнс приобрел все до единой. Шестнадцать из них, кстати, сейчас можно увидеть в музее фонда Барнса в пригороде Филадельфии.

Сутин быстро стал популярен в Париже. В свои всего лишь 29 лет он стал звездой, получив выгоду от вернувшегося после Первой мировой интереса к репрезентативному искусству.

Его стали ассоциировать с немецким и австрийским экспрессионизмом, и это ошибка. Экспрессионизм – стиль. Сутин же разорвал стиль в клочки. В этих «мясных» картинах есть какая-то непосредственность реализма.

Хаим использовал все доступные средства – шпатель, стек, свои пальцы, чтобы перенести формы и сущности, которые он видел, непосредственно в краску.

Процесс мог бы показаться чем-то средним между борьбой в грязи и схваткой не на жизнь, а на смерть – с этими страшными, ощипанными и подвешенными за горло цыплятами, раскрывшими, словно в немом крике, свои клювы.

Другие картины нежнее: нетронутые мертвые кролики и рыба, такие же мирные, как дети, которых убаюкали спать.

Гринберг жаловался, что работы Сутина «больше похожи на саму жизнь, чем на изобразительное искусство». И прямо в точку! Лучшие полотна Хаима ничто не передают так выразительно, как отчаянное неприятие «изобразительного искусства».

Даже неудачи Сутина восхищают – как свидетельства тех художественных рисков, на которые он шел.  Так, «Натюрморт со скатом» (ок. 1924) он написал по мотивам «Ската» Шардена.

В его работе в итоге проявилось сильнейшее желание заняться ярко-красной плотью морского существа, в то время как надо было отвлекаться на вписывание в композицию кота, горшка и других помех, «придуманных» Шарденом.

«Кондитер из Кань» и «Женщина вяжет». Фото: artchive.ru

Сложная композиция привела художника в тупик. Но замысел работы захватывает зрителя, в подтверждение того, что картина может сделать, демонстрируя то, что она сделать не может.

Яркость полотен Сутина пошла на спад в 1930-х, когда, избыв свою оригинальную яростность, он стал тяготеть к типичной французской сбалансированности, которую ранее сам же взорвал с таким громким шумом.

А потом пришла война. И все, что мог осилить Сутин, переезжая с места на место к западу от Парижа, прячась от немцев, оккупировавших столицу в июне 1940-го, – бессвязные и скучные маленькие картины.

Проблемы с желудком, безусловно, осложненные страхом, стали очень серьезными. Летом 1943-го друзья тайно переправили его в парижскую больницу для срочной операции на прободной язве. Вскоре после этого в возрасте 50 лет Сутин умер и был похоронен на Монпарнасском кладбище.

Авторитет художника сильно вырос после войны. Его назвали главным предтечей абстрактного экспрессионизма.

Виллем де Кунинг говорил о Сутине как о своем любимом живописце, и однажды сделал замечание, касающееся Тициана, которого он, наверное, имел в виду, но подходящее и к «мясным» картинам Хаима: «Плоть – вот причина, по которой была придумана масляная краска».

Гринберг, придерживаясь своего авторитетного отрицания Сутина, все же неохотно говорил, что «нужно возвращаться к Рембрандту, чтобы найти что-то похожее на его стиль».

И прямо в точку. Как и у Рембрандта, мазки Сутина как будто наделены чувствами, словно отвечающими художнику своими собственными идеями.

И если кто-то подходит к определению «живописи действием» Гарольда Розенберга – видению полотна как реальной «арены, на которой совершаются деяния», а не поля для реализации эстетических амбиций, то это Сутин, хоть и без того мужественного пафоса, который Розенберг восхвалял у де Кунинга, Поллока и Клайна.

Тем временем, в начале 1960-х мир искусства оказался завоеван модой на поп и минимализм. С тех пор Сутин находился в слепой зоне ценителей живописи. И это должно закончиться.

Давайте отбросим все эти нудные исторические повествования, заковывающие Сутина в рамки стилей и последовательностей влияния. И просто посмотрим.

Добавить комментарий